Впрочем, это означает, что она будет спать дольше. Может быть, достаточно долго для того, чтобы решить проблему, а затем исчезнуть, оставив ее в неведении о том, как близка была к ней смерть. Ей не нужно знать, что в катастрофе, которая произошла в отеле «Дени», некто совершенно неожиданно выжил. И этот выживший отдал бы все на свете, чтобы добраться до Хлои.

Ошибки быть не могло: когда она его увидела, ее лицо выразило шок и ужас, и не ему ее за это упрекать. Она, должно быть, считала, что он навсегда исчез из ее жизни, а его появление несомненно было воспринято ею как воплощение ночного кошмара. К счастью, у него была наготове причина в виде старого ожерелья, и она поверила ему. Оставалось надеяться, что счастье ему не изменит, как и сотню раз до того.

Он хотел оставить это ожерелье ей. Он хранил его много лет, как свидетельство первого своего самостоятельного шага по дороге в ад. Ему было двенадцать лет, и он был достаточно взрослым и достаточно высоким для того, чтобы стеснять свою мать и тетю Сесиль, которые сами себе представлялись по крайней мере на десяток лет моложе. Дело было в Монте-Карло, они обе играли рискованно и глупо, и в результате мать была вынуждена продать свое бриллиантовое ожерелье. Она рвала и метала, плакала и жаловалась, и маленькому Бастьену, который никогда не видел мать в таком расстройстве, совершенно по-детски пришла в голову мысль о том, как решить эту проблему. Он не мог вернуть ее ожерелье, но он мог заменить его другим.

Это оказалось довольно легко — никто не подозревает детей, даже высоких и долговязых. А он был проворным, как мартышка, и совершенно не знал страха. Женщина, которой принадлежало это ожерелье, была настолько старой и толстой, что оно терялось в складках на ее шее. Красавица мать была бы гораздо более достойной его владелицей.

Когда он вошел в ее гостиничный номер, она лежала в кровати. Он подождал, пока выйдет ее партнер на ночь, торговец вином средних лет, который, как Бастьен искренне надеялся, не собирался становиться ее очередным мужем, а затем на цыпочках прокрался внутрь.

Шторы были задернуты, защищая ее от убийственного солнечного света; комната пропахла сигаретами, духами и виски. И сексом. Она дремала, ее волосы с искусственно выбеленными прядями стекали по узкой спине. Он прошептал:

— Мама?

Она не шевельнулась Он позвал ее вновь, но она только немелодично захрапела. Он дотянулся до ее плеча и тихонько потряс, и тогда она повернулась к нему, слепо щурясь, пытаясь сфокусировать зрение.

— Какого черта ты здесь делаешь, маленький паршивец? Я тебе говорила, чтоб не высовывался, когда я приглашаю друзей!

— Я тебе кое-что принес. — Она уже ничем не могла напугать его примерно с тех пор, как ему исполнилось девять лет, но гнев в ее рассерженном голосе чуть не заставил его развернуться и уйти.

— Что? — Она села на постели, не потрудившись прикрыть себя простыней. Он привык видеть тело матери. Стыдливостью она не страдала, и он хладнокровно ее рассматривал. Она постарела. — С какой стати ты меня разбудил?

Он протянул грязную ладошку, на которой лежало ожерелье, блестевшее даже в сумраке.

— Это подарок. Я принес это для тебя.

Она села прямее, взяла сигарету и закурила.

— Дай сюда.

Он вложил ожерелье ей в руки. Она недолго рассматривала его, потом издала легкий смешок.

— Где ты это взял?

— Нашел…

— Где ты это взял?!

Он сглотнул.

— Я украл его.

Он не знал, чего ожидать: гнева или слез. Вместо этого она расхохоталась:

— Приобщаешься к преступному миру, да, Бастьен? Наверное, твоим отцом был все-таки вор-карманник, а не американский бизнесмен. — Она отдала ему ожерелье обратно, погасила сигарету и легла опять.

— Ты его не хочешь? Ты так горевала, когда у тебя не стало бриллиантов. — Наверное, это было самое откровенное выражение чувств в ее адрес, какое он когда-либо себе позволил.

Она повернулась и посмотрела на него опухшими глазами, вокруг которых размазался макияж.

— Оно принадлежит Гертруде Шондхайм, а у нее скверные связи. Я бы никогда не осмелилась его надеть. Эти бриллианты слишком легко узнать. Кроме того, Джордж уже выкупил мое ожерелье, и я надеюсь, что он расщедрится и на прочие безделушки. А теперь уходи отсюда и дай мне поспать.

Он сжал ожерелье в кулаке и пошел было к двери, но голос матери его остановил.

— Его тоже можешь оставить, — сказала она. — Не знаю, можно ли тут найти перекупщика, но рано или поздно я найду кого-нибудь, кто сможет разобрать его на части и продать камни по отдельности.

Он взглянул на ожерелье, которое держал в руке. Это была роскошная вещь, старинная, очень изящная, и он специально выбирал ее, чтобы увидеть на прекрасной шее матери.

Он повернулся, готовый излить всю свою злость, любовь и боль, но она опять провалилась в тяжелое забытье, вызванное снотворным, и забыла о своем сыне.

А потому он положил бриллиантовое ожерелье в карман и вышел из комнаты, и больше у них не было о нем разговора.

Он так и не узнал после, вспоминала ли она хотя бы его бесполезный дар. Это не имело значения. Он не собирался отдавать его ни ей, ни даже тете Сесиль, которая относилась к нему самую чуточку нежнее.

Не собирался он и возвращать это ожерелье. Оно стало символом, талисманом власти и независимости. Пока он владел этим ожерельем, у него было нечто настолько ценное, что он мог больше не зависеть от капризов своей матери.

И все-таки странно, что он хранил его все эти годы. Были времена, когда можно было его продать; он должен был его продать, но так и не смог с ним расстаться.

Оно могло стать легкой добычей вора, как когда-то и произошло. Но темный мир преступности слишком тесно соприкасался с Комитетом, и никто не пустился бы на такой рискованный шаг, какова бы ни была цена приза. За двадцать лет, прошедших с тех пор, как он похитил проклятую драгоценность, он не видел ее ни на чьей шее, пока не застегнул на шее Хлои.

Он быстро обошел дом, внимательно оглядывая уязвимые точки — двери и окна. Система безопасности была стандартной, а это означало, что любого агента, нацелившегося на этот дом, она задержит не более чем на пять минут. У него было достаточно времени, чтобы укрепить внешнюю линии обороны, а сейчас он торопливо делал все, что мог, чтобы обезопасить дом изнутри. Забаррикадироваться.

Он взглянул на часы. Не было никакой гарантии, что информация Йенсена точна, хотя его безошибочный инстинкт подсказывал, что тому следует доверять. Однако планы могут меняться, транспорт может задерживаться, как и случилось на его памяти во время бойни в отеле «Дени». Если бы Андервуды приземлились вовремя, Хлоя была бы избавлена от малейшей опасности еще до того, как началась стрельба.

Его могли убить, но заплатить эту небольшую цену он был согласен. Жизнь и смерть давным-давно потеряли для него значение.

Он вернулся в захламленную комнату, где лежала на диване крепко спящая Хлоя. На кресло было наброшено пестрое стеганое одеяло; он взял его и укрыл девушку. Ее волосы стали длиннее, но никто не позаботился отвести ее к профессиональному стилисту. Его тренированный взгляд отметил все те же неровно срезанные пряди, которые она пыталась выровнять собственноручно, когда он потихоньку наблюдал за ней. И черт его возьми, это ему по-прежнему нравилось.

Ему пришлось признать тот факт, что ему многое нравится в ней. Именно поэтому последнее, что ему хотелось сделать, — это вернуться в ее жизнь. Но у него не осталось выбора.

Он подошел к окну и всмотрелся в сумрачный вечерний пейзаж. Предварительно обследовав местность, он установил, что она проживала в одном из гостевых домиков в стороне от основной усадьбы. Он включил там свет, телевизор, опустил жалюзи, устроив для пришельцев небольшой сюрприз. Это не задержит их надолго, но оповестит его заранее, а каждая лишняя минута могла лечь на чашу весов жизни или смерти.

Они высадились в Канаде — пятеро, включая главное действующее лицо. Йенсен умудрился передать ему эти сведения до того, как операция началась, но сейчас он был отрезан от всех. Ему придется разбираться с ними самому.